Несмотря на развитую специализацию, 17 век русской живописи стал веком искусства, а не ремесленной подделки. Выдающиеся иконописцы проживали в Москве. Числились они в ведомстве Иконной Палаты Иконного приказа.

Симвон Ушаков. Спас Нерукотворный.

В конце 17 века стали работать мастерами Иконного цеха Оружейной палаты. В начале 17 века больших успехов добился Прокопий Чирин. Чирин был уроженцем Новгорода. Его иконы выполнены в неярких красках, фигуры по контуру очерчены золотой каймой, пробелены тончайшим ассистом.

Еще одним замечательным русским живописцем 17 века был Назарий Савин. Савин предпочитал фигуры удлиненных пропорций, узкоплечие и длиннобородые. В 30 годы 17 века Савин возглавил группы иконописцев, написавших деисусный праздничный и пророческий чины для иконостаса церкви Положения Ризы Богородицы и в Московском Кремле.

Иван 4 Васильевич Грозный.

В середине 17 века, проводятся большие работы по возобновлению древних стенописей. Новая стенопись Успенского Собора в Москве, сохранила схему предшествующей, была выполнена в кратчайшие сроки. Руководил работами Иван Панссеин. Художники под его руководством написали 249 сложных композиций, и 2066 лиц.

В 17 веке русской живописи выделятся особое стремление художников, стремление реалистичного изображения человека. В России начинает получать распространение такое явление как светская живопись. Светские живописцы 17 века изображали царей, полководцев, бояр. В 17 веке, в культуре России, в том числе и в живописи происходит процесс «обмирщения». Все больше и больше в жизнь русского общества проникают светские мотивы. Россия встала на новый путь, на порог новой эпохи своей истории.

В живописи в большей степени сохранились установившиеся традиции письма. Церковный собор 1667 г. строго регламентировал темы и образы, того же требовала придерживаться грамота царя Алексея Михайловича. С него самого написаны парсуны:

Рьяно осуждал всякие отклонения от канонов в изображении святых идеолог старообрядцев Аввакум.

Деятельностью живописцев руководила Оружейная палата Кремля, ставшая в XVII в. художественным центром страны, куда привлекались лучшие мастера.

В течение 30 лет живописное дело возглавлял Симон Ушаков (1626-1686). Характерной чертой его творчества был пристальный интерес к изображению человеческого лица. Под его рукой аскетические лица приобретали живые черты. Такова икона "Спас нерукотворный".

Широко известно другое его произведение - "Насаждение древа государства Всероссийского". На фоне Успенского собора помещены фигуры Ивана Калиты и митрополита Петра, поливающих большое древо, на ветвях которого укреплены медальоны с портретами князей и царей. С левой стороны на картине стоит Алексей Михайлович, с правой - его супруга с детьми. Все изображения портретны. Кисти Ушакова принадлежит также икона "Троица", на которой появляются реалистические детали. Симон Ушаков оказал большое влияние на развитие русской живописи.

Замечательным явлением в русском искусстве XVII в. стала школа ярославских мастеров. Традиционные церковно-библейские сюжеты на их фресках начинают изображаться в образах привычной русской жизни. Чудеса святых отходят на второй план перед обыденными явлениями. Особенно характерна композиция "Жатва" в церкви Ильи Пророка, а также фресковые изображения в церкви Иоанна Предтечи. Ярославские живописцы являлись также одними из "пионеров" в разработке пейзажа.

Другим примером светского жанра, отразившим интерес к человеческой личности, стало распространение "парсунного" письма - портретных изображений. Если в первой половине века "парсуны" выполнялись еще в сугубо иконописной традиции (изображения Ивана IV, М.Скопина-Шуйского),

то во второй они стали принимать более реалистический характер ("парсуны" царей Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, стольника Г.П.Годунова).

Михаил Федорович, царь, первый из династии Романовых.

Парсуна последнего Рюриковича по мужской линии - сына Ивана Грозного.

Патриарх Никон

Патриарх Никон при царе Алексее Михайловиче.

Наталья Кирилловна Нарышкина, вторая супруга царя Алексея Михайловича и еще одна парсуна ее

Нарышкин.

Патриарх Никон с братией Воскресенского монастыря

Портрет стольника И.И.Чемоданова.1690-е годы.

БГ

Евдокия Лопухина - невеста Петра Алексеевича

Портрет стольника Ф.И.Веригина.1690-е гг.

Групповой портрет участников русского посольства в Англию.1662 год.

Марфа Васильевна Собакина

Ведекинд Иоганн. Портрет царя Михаила Федоровича.

Картинка 17 из презентации «Образование и культура 17 века» к урокам истории на тему «Русская культура 17 века»

Размеры: 960 х 720 пикселей, формат: jpg. Чтобы бесплатно скачать картинку для урока истории, щёлкните по изображению правой кнопкой мышки и нажмите «Сохранить изображение как...». Для показа картинок на уроке Вы также можете бесплатно скачать презентацию «Образование и культура 17 века.ppt» целиком со всеми картинками в zip-архиве. Размер архива - 553 КБ.

Скачать презентацию

Русская культура 17 века

«Русский классицизм» - Лицо как бы высвечивается на общем фоне полотна. Своеобразие русского классицизма. Живописец в своих произведениях выступает мастером парадного портрета. Портрет Екатерины II в виде законодательницы. Содержание. Вершиной портретного искусства считается творчество Д.Г. Левицкого (1735 – 1822). А.Д.Захаров.Здание Адмиралтейства.

«Образование и культура 17 века» - Новый стиль. Новоиерусалимский монастырь. Архитектура. Симеон Полоцкий. Стихотворение в форме креста. Театр. Троица Симон Ушаков. Возникновение портретной живописи Портреты (парсуны). Парсуна. Нарышкинское или московское барокко. Литература. План урока. Живопись. Научные знания. «Восьмое чудо света».

«Культура России в 17 веке» - Архитектура. Произошли изменения в социально – экономической жизни общества. Культура России XVII века. Цели урока. Охарактеризовать истоки «обмирщения» русской культуры. Показать многообразие, своеобразие и противоречивость русской культуры. Итоги урока. Русский театр. Познакомить учащихся с развитием русской культуры в XVII веке.

«Культура России в XVII» - Палаты думного дьяка Кириллова. 2. Симон Ушаков. 6. Прокопий Чирин. Каменные палаты в Москве. Гражданская. Архитектурный стиль барокко. XV – XVII вв. 1564 г. - «Апостол». «Иоанн Предтеча в пустыне». «Деяния пророка Елисея». Иван Федоров (Москвитин) Петр Тимофеев Мстиславец. Церковь Рождества Богородицы в Путинках.

«Быт XVII века» - Предположите, что изображено на картине. Свадебный пир – быт бояр. Быт и нравы россии XVII в. Степан Разин. Царевна в женском монастыре. Московская улица. Освоение новых земель. В ожидании царя - бояре. Боярыня Морозова церковный раскол. Боярская свадьба. Крестьянская рубленная изба. Царь Михаил Федорович в государевой комнате – ближняя дума.

«Основные сословия российского общества» - Посадские. Основные сословия российского общества в XVII веке. Права: Предпринима- тельство изготовление ремесленных изделий. Обязанности: Управлять и защищать. Вывод: Основное податное население города (платили налоги и несли повинности). Белые слободы Обязанности: платят налоги государству. Права предпринимательство – торговля, организация мануфактур.

Всего в теме 19 презентаций

17 век стал для России веком серьезных потрясений и больших перемен. Все это не могло не сказаться на развитии культуры. Менялось отношение к религии, укреплялись связи с Европой, в архитектуре зарождались новые стили. Именно в этот период замечен переход архитектуры от строгих форм средневековья к декоративности, от церковного к светскому. На фасадах зданий появляются резные наличники и каменная резка, разноцветные изразцы.

В начале 17 века продолжается начатое в 16 веке строительство шатровых композиций. Одним из ярких примеров той эпохи является Успенская Дивная церковь на территории Алексеевского монастыря в Угличе.

В более позднем строительстве шатер перестает быть конструктивным элементом и начинает выполнять больше декоративную функцию. Его можно заметить и на небольших церквях и на светских зданиях той эпохи. Последним храмом шатрового типа является московская церковь Рождения Богородицы в Путинках, относящаяся к середине 17 века. Дело в том, что как раз в этот период церковь во главе с патриархом Никоном признала многие старые церковные догмы ошибочными, и на строительство шатровых соборов и церквей был наложен запрет. Отныне они должны были быть непременно пятиглавыми и с маковками.

Кроме шатровых, в 17 веке строили и бесстолпные кубические соборы и церкви, называемые еще кораблями, а также круглые храмы.

Продолжается популяризация каменной застройки, начатая в 16 веке. В 17 веке такое строительство становится уже не только привилегией царей. Теперь каменные хоромы могли строить себе бояре и купечество. Немало жилых каменных домов было построено в 17 веке и в столице, и в провинции. А вот цари, как оказалось, наоборот, предпочитали деревянное зодчество. Несмотря на распространение использования камня, как основного строительного материала, 17 век можно по праву считать веком расцвета русского деревянного зодчества. Шедевром деревянного зодчества и архитектуры 17 века считался царский дворец в Коломенском. В те времена резиденция насчитывала 270 комнат и порядка 3000 окон. К сожалению, в середине 18 века его разобрали из-за ветхости по приказу императрицы Екатерины Второй. В наше время он воссоздан по записям и чертежам, позволяющий судить о красоте и величии архитектуры того времени, но в таком виде он уже не представляет той архитектурной ценности, как если бы это был оригинал.

К концу 17 века в русской соборной архитектуре появился новый стиль, названный нарышкинское или московское барокко. Свое название стиль получил по фамилии основного заказчика. Этому стилю соответствует сочетание белого и красного цветов в росписи фасадов зданий, этажность построек. Примеры строений в этом стиле - церкви и дворцы Сергиева Посада, церковь Покрова в Филях, колокольни, трапезная и надвратные церкви в Новодевичьем монастыре.

Перемены в жизни страны, развитие торговых отношений с соседями, и некоторые другие факторы обеспечили предпосылки к тому, что российские города стали расширяться. На юге и востоке страны появлялись новые города. Появились первые попытки создания городских планов и упорядочения градостроительства.

В связи с расширением границ государства, прекращением набегов на Русь татар, центр страны уже не нуждался в такой защите, как в средние века. Многие крепости городов и стены монастырей центральной части страны переставали выполнять оборонные функции. Этот период в жизни страны совпал с появлением нового направления в архитектуре, ухода от строгих линий, перехода к украшательству. Именно поэтому в 17 веке многие кремлевские постройки и монастыри достраивались с особым колоритом. Теперь зодчие больше думали о внешнем облике, нарядности убранства, выразительности линий, чем об оборонительном качестве башен и построек.

Как жилые дома купцов и бояр, так и административные здания в 17 веке начинают строить двух- или трехэтажными. При каменном основании, верхний этаж мог быть деревянным, зачастую здание полностью выполнялось из древесины. Нижний этаж таких зданий обычно использовали для хозяйственных нужд.

В середине века, под покровительством патриарха Никона, в Москве начинают воссоздавать святые места Палестины. Проект выливается в постройку Ново-Иерусалимского монастыря на реке Истре. Монастырь дополнился традиционным комплексом деревянных сооружений, Воскресенским собором. Позднее, из-за опалы Никона, строительные работы были остановлены. Работавшие на строительстве мастера-белорусы, привнесли в русскую архитектуру применение керамики и изразцов для отделки фасадов. Впоследствии, монастырскому собору многие старались всячески подражать, старались превзойти его в нарядности.

Несмотря на то, что многие города имели свои особенности в архитектуре и градостроительстве, повсюду начала распространятся нарядная пышность и эффектная декоративность форм и оформления фасадов. Россия, выстоявшая в период смуты, как бы возрождалась, смотрела вперед с надеждой на будущее. В этот период стремление к украшательству вылилось в оформление башен Московского Кремля шатрами, а также в украшение белых стен Храма Василия Блаженного (Покровского собора) ярким и пестрым орнаментом. В 1635-1636 годы в кремле возводится трехэтажный Теремной дворец с явно выраженной ступенчатой конструкцией. Первоначально его стены были расписаны, как внутри, так и снаружи, верхний ярус дворца украшали изразцы. Собор на территории комплекса является типичным представителем стиля барокко, который в те времена как раз и начал свое распространение в русской архитектуре 17 века.

На тот момент вторым по значимости городом Руси был Ярославль. Изразцы активно использовались при украшении храмов Иоанна Предтечи в Толчкове, а также Иоанна Златоуста в Коровниках. Для данных строений характерно использование яркого узора, созданного с помощью поливных изразцов. Типичным памятником данному периоду зодчества в Ярославле считается церковь Ильи Пророка.

В период 17 века велось повсеместное строительство новых каменных храмов, монастырей и в Муроме. Были выстроены два монастыря - женский Троицкий и мужской Благовещенский. Вместо деревянных строений были возведены храмы из камня в женском Воскресенском монастыре, Георгиевская церковь, разрушенная в 30-х годах 20 века, а также пятиглавая Казанская или Николо-Можайская церковь и одноглавая Николо-Зарядская церковь. Николо-Зарядский храм также не сохранился, но в те годы являл собой один из лучших образцов русского зодчества второй половины 17 века. Последней в этом столетии в Муроме была построена каменная Покровская церковь, расположенная на территории Спасского мужского монастыря. Монастырское жилое здание, а именно настоятельный корпус Спасского монастыря - единственный образец в городе, позволяющий представить гражданскую архитектуру города в 17 веке. Неподалеку от Мурома в Борисоглебском монастыре вместо ветхих деревянных храмов в 17 веке возвели прекрасный ансамбль из каменных строений - церковь Рождества, Вознесенскую (Бориса и Глеба) и Никольскую церковь. Из них до наших дней сохранился лишь храм Рождества Христова.

Сохранилось множество храмовых построек того времени и в других провинциальных городах - в Угличе, Саратове, Великом Устюге, Рязани, Костроме, Суздале и других. Из крупных архитектурных ансамблей, относящихся к 17 веку, можно выделить здание Кремля в Ростове Великом.

До наших времен дошло большое количество и светских построек, позволяющих судить об архитектуре того времени. Это деревянные Кремлевские терема, Крутицкий теремок и дом Голицына в Москве, каменные Поганкины палаты в Пскове, как и многие здания той эпохи, указывающие на высокую степень прихотливости вкусов, царившую в архитектуре 17-го столетия.

Строительство Москвы.

Во второй половине XV столетия, при Иване III сложился комплекс Большого Кремлевского дворца, который представлял собой живописную группу каменных и деревянных корпусов с высокими цветными кровлями. Асимметричная, многообъемная композиция Кремлевского дворца была обусловлена традициями русской деревянной архитектуры, определившимися в более раннее время. Дворец состоял из ряда палат, флигелей, соединяющих их переходов и крылец. Из них сохранилась лишь Грановитая палата (1487 -- 1491) -- обширный зал, перекрытый сводами, опирающимися на наружные стены и центральный массивный квадратный в плане столб. Стены и своды палаты были сплошь покрыты живописью. Существующая в настоящее время роспись конца XIX века, сухая и жесткая, напоминает первоначальную лишь по самым общим композиционным признакам.

К концу XV в. Москва становится общепризнанным политическим, религиозным и культурным центром Руси. Государственная централизация под эгидой Москвы способствует окончательному освобождению страны от монголо-татарского ига, расширению внутренних экономических связей, укреплению политического единства русского народа. Возрастает международный престиж Московского государства, которое после завоевания Константинополя турками в середине XV в. становится главным наследником и хранителем византийского православия. Политическая идея "Москва - третий Рим" подкрепляется брачным союзом великого князя Московского с племянницей последнего византийского императора. В новой исторической обстановке приобретало особое значение каменное монументальное строительство в Москве. Город укреплялся, архитектурный облик столицы должен был соответствовать могуществу и международному значению Русского государства

Восстановление древних храмов, предпринятое с самого начала княжения Ивана Ш, с XVв., было одним из проявлений возросшего интереса к прошлому в условиях, когда Москва окончательно укрепила свое положение руководящего политического центра на Руси. Целый ряд восстановительных работ был осуществлен под руководством Василия Дмитриевича Ермолина. Сначала в 1492 г. приступили к реставрации сильно обветшавших за столетие каменных стен Московского Кремля.

В результате этих строительных работ были возведены ныне существующие стены Московского Кремля (без шатровых завершений на башнях, поставленных в XVII в.), охватившие всю его современную территорию в 26,5 га .

Одним из центральных событий было строительство в Кремле главного храма Московской Руси - Успенского собора (1475-1479 гг.). Его строитель Аристотель Фиораванти мастерски воплотил в новых формах традиции национальной архитектуры, приняв за образец владимирский Успенский собор. Для чего архитектор съездил сначала во Владимир, а потом проехал через Ростов в Ярославль на Север, в Устюг Великий. Возможно, что на обратном пути он побывал и в Новгороде. Таким образом, итальянский мастер обстоятельно познакомился с традициями и приемами русского зодчества.

Благодаря этому Фиораванти удалось создать в Успенском соборе выдающееся произведение именно русского зодчества, обогащенное некоторыми элементами итальянской архитектурной культуры эпохи Возрождения.

В архитектуре Успенского собора Московского Кремля, который, как указывалось выше, было предложено строить наподобие одноименного собора XII в. во Владимире, традиции владимиро-суздальского зодчества подверглись существенному переосмыслению. Величественный пятикупольный храм с редкими щелевидными окнами, прорезанными в могучих барабанах и в глади стен, опоясанных аркатурным фризом, мощнее по пропорциям и монументальнее своего прототипа. Впечатляющим контрастом несколько суровым фасадам собора служит интерьер с шестью равномерно расставленными высокими тонкими столбами, придающими ему вид парадного зала.

Успенский собор, будучи кафедральным, с самого начала играл видную роль в идейно-политической жизни Москвы и всего Российского государства. Уже вскоре после его постройки он стал местом коронации русских государей.

Здесь в 1498 г. Иван III короновал великим князем внука Дмитрия (сына Ивана Ивановича Молодого и Елены Волошанки) в обход своего старшего сына Василия от Софьи Палеолог. Хотя впоследствии, в самом начале XVI в., Иван III и отстранил Дмитрия от политической жизни, склонившись в пользу Василия, однако разработанный в 1498 г. по византийскому образцу пышный ритуал коронации продолжал существовать, а в дальнейшем лег в основу коронации Ивана IV в 1547 г. царским венцом. В Успенском соборе происходило и рукоположение митрополитов. Наиболее ранний сохранившийся документальный источник - акт поставления митрополита Иоасафа - датирован 1539 г. В 1589 г. в Успенском соборе константинопольским патриархом Иеремиею был поставлен первый в России патриарх Иов. В Успенском соборе погребены митрополиты и патриархи, за исключением подвергшихся ссылке, лишенных митрополичьего (в дальнейшем патриаршего) престола либо самовольно его оставивших. Большую часть доходов собора составляли пожертвования, которые делались, в основном, на поминовение своей души. Поминовение в Успенском соборе было почетным.

Стены Успенского собора были свидетелями бурных событий. Во время знаменитого Московского восстания 1547 г. ненавистный временщик, дядя царя, князь Ю. В. Глинский пытался спрятаться в Успенском соборе.

Собор часто страдал от пожаров. Пытаясь по возможности освободить от лишних нагрузок верхи здания, Аристотель пошел на такой рискованный шаг, как устройство на соборе деревянных кровель, с последующей опайкой их жестью. Кровли были уложены посводно и постоянно худились. Уже в 1493 г. собор дважды зажгла молния. Губительным оказался пожар 1547 года. В нем пострадала западная паперть собора и обгорел колончатый фриз над нею.

К XVII веку уже стало ясно, что Большой Успенский собор Аристотеля Фиораванти, задуманный и выстроенный с использованием приемов западноевропейского строительного искусства, освобожденный от опор и многоярусных проемных связей, перекрытый сводами наилегчайшей конструкции не выдержал испытания временем. Облицованные белокаменными квадрами тонкие полутораметровые стены собора дали трещины и начали расходиться в верхних своих ярусах. Не спасли положение ни предусмотрительно заложенные Аристотелем в уровне пят сводов кованные внутристенные и проемные железные связи (их сечение оказалось недостаточным), ни изумившая современников небывалая (всего в один кирпич) тонкость крестовых сводов, перекрывавших к тому же самые большие для своего времени - 6 х 6 м - соборные компартименты. В 1624 году угрожавшие падением своды были разобраны "до единого кирпича" и вновь сложены с учетом образовавшихся в верхнем ярусе деформаций по измененному рисунку ("вспарушенной" конфигурации), с армированием их связным железом и с введением дополнительных подпружных арок. Неоднократно в XVII проводились подновления росписей. В 1642-1643 году проводились обширные работы по восстановлению стенного письма. Работы проводила группа царских и "городовых" иконописцев под руководством Ивана Пасеина. Фрески согласно царскому указу повторяли живописные сюжеты 1513-1515 гг. Кроме того, в соборе были устроены слюдяные двери с медными решетками. По окончании работ большая часть лиц, принимавших в них участие, получили от царя щедрые подарки сукнами, соболями, серебряными кубками и ковшами.

В 1660-х годах поновлялась живопись наружных стен: над алтарями, над северными и западными дверьми. В 1673 году под руководством Симона Ушакова были написаны вновь находившиеся над южными дверьми образа Спаса Нерукотворного и Пречистой Богородицы со святыми.

В 1653 году были предприняты обширные работы по капитальному ремонту иконостаса. Возобновлена живопись, сделаны серебряные оклады на иконы и серебряные подсвечники.

Ремонтными работами 1620-х годов не удалось полностью исправить положение. Из-за неравномерной осадки фундаментов на протяжении всего XVII века западная стена собора находилась в аварийном состоянии. В 1683 году, после очередного большого пожара (к этому времени уже окончательно погибло в пламени белокаменное убранство барабанов, карнизы барабанов почти полностью осыпались) собор еще раз капитально ремонтируется. В нем заново "пробираются" стрелки сводов, а барабаны укрепляются связями "накрепко" и вычиниваются.

Собор был свидетелем многих событий, особенно во время бурного начала XVII века.

На Соборной площади Кремля с севера от Успенского собора был воздвигнут трехглавый собор Богоявленского монастыря, выполненный в духе традиций московского зодчества XIV в.

Также вскоре на юго-западной стороне площади было сооружено существующее доныне здание Благовещенского собора(1484-1489), являвшегося частью великокняжеского дворцового комплекса. Этот собор строили псковские мастера, и здесь снова очень ярко проявился творческий синтез различных архитектурных школ - владимиро-суздальской и псковско-новгородской. Как и раннемосковские соборы, Благовещенский собор был вначале трехглавым, но уже в XVI в. стал пятиглавым. Приемы внешнего убранства заимствованы и от московских традиций (аркатурные пояски) и от псковских (узоры верхней части куполов). Тогда же псковские мастера построили с западной стороны от Успенского собора небольшую церковь Ризположения(1485-1486).

В Кремле был построен также великокняжеский дворец и некоторые другие каменные палаты, в том числе и на митрополичьем дворе. Затем в 1505 - 1508 гг., уже при Василии III, еще один итальянский мастер - Алевиз Новый - построил усыпальницу великих князей - Архангельский собор. В противовес строгому виду Успенского собора Архангельский собор внешне очень наряден и декоративен и даже мало походит на храм. Во внешнем облике Архангельского собора многое взято от приемов зодчества итальянского Возрождения, но внутренняя основа собора сохранена в духе традиций русского зодчества (куб, увенчанный пятиглавием, и т.п. особенности).

В самом начале XVI в. был воздвигнут еще один собор в Кремле - собор Чудова монастыря, в котором ярко проявились особенности новой московской архитектуры - сочетание строгости и величественности с декоративными приемами внешнего украшения здания. Некоторые исследователи считают, что в строительстве собора Чудова монастыря и ряда других усадебных церквей, условно датируемых 1500-х гг. (Св. Троицы в Чашникове и Рождества Христова в Юркине), принимали участие итальянские мастера.

Этот новый московский стиль явился результатом творческого обобщения всего того яркого и разнообразного художественного богатства, которое было применено разными мастерами, представителями разных школ, во время застройки Кремля. В своеобразном творческом соревновании традиций Владимиро-Суздальской Руси и итальянского Возрождения, раннемосковской школы и новгородско-псковской складывалась и формировалась новая, общерусская архитектурная школа, характеризуемая большим богатством и разнообразием форм.

В целом приезд итальянских мастеров в Россию того времени можно оценивать как начало нового периода в архитектуре Московской Руси. Первая четверть XVI столетия - это скорее не период активной адаптации и усвоения архитектуры итальянского Ренессанса в России, а период адаптации итальянских архитекторов к условиям русского заказа, к русской архитектурной, а точнее, культурной традиции. Вероятно, активное участие итальянских мастеров в церковном строительстве начинается уже с конца XV в. и, несомненно, его расцвет приходится на 1500-1510-е гг.

Таким образом, можно говорить о довольно сложном процессе формирования общерусской школы зодчества. Дальнейшее развитие русского зодчества в первой половине XVI в. привело к заметному изживанию местных особенностей в архитектуре. Русское средневековое зодчество, как и в других феодальных странах, было очень тесно связано потребностями церкви и направлено в значительной степени на обслуживание ее интересов. Это обстоятельство не могло не отразиться на характере сооружений. Творческий подход зодчего к решению поставленных перед ним задач ограничивался определенными канонами. И, тем не менее, в развитии русского зодчества в XVI в. можно заметить постепенное проникновение чисто светских элементов в культовые сооружения, прогрессирующее развитие творческой мысли русских архитекторов того времени.

Строительство культовых зданий развивалось в основном по двум направлениям:

• · создание монументальных мемориальных храмов;
• · создание небольших посадских или монастырских церквей.

В последнем случае, особенно при создании посадских церквей, светские элементы выступали все более отчетливо. Принявшее довольно значительные масштабы строительство небольших посадских и сельских храмов с начала XVI в. поставило новые технические и художественные задачи. Во многом был использован опыт сооружения небольших новгородских посадских церквей, но появились и новые моменты. В технике сооружения - возведение бесстолпных с единым нерасчлененным пространством храмов. Это достигалось совершенствованием системы сводчатых перекрытий. Небольшой храм становился от этого просторнее. При лаконичности и простоте внешних форм наблюдается стремление к некоторой декоративности, в которой многое шло от народного «узорочья».

Другое направление развивалось под влиянием Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля. После перерыва в несколько столетий в России опять стали возводить грандиозные величественные сооружения-храмы. В начале XVI в. по распоряжению московских светских и духовных властей были возведены большие храмы во вновь присоединенных землях, причем для образца было приказано взять Успенский собор в Москве. Тем самым хотели подчеркнуть и закрепить идеологически власть Москвы над этими землями. Так возникли большие соборы в Хутынском монастыре под Новгородом, в Тихвине, в Ростове Великом. Все они носят следы подражания Успенскому собору в Москве, но вносят и нечто новое в этот тип зданий, преимущественно за счет усиления декоративности внешнего оформления, сближающего их порой с Архангельским собором. Подмосковные постройки испытали довольно сильное влияние внешнего облика Архангельского собора с его пышным убранством. Это сказалось, например, в соборах Дмитрова, Лужецкого монастыря под Можайском, Владычнего монастыря под Серпуховом. В отдаленных от Москвы районах продолжали возводиться здания другого типа. Огромный массив собора Прилуцкого монастыря под Вологдой почти лишен всяких украшений, кроме новгородского кирпичного орнамента.

Наряду с этими типами монументальных сооружений продолжали строить и в духе раннемосковских традиций XVI в. Их характерная особенность - трехглавое завершение, восходящее к Коломенскому собору 1382 г. Кроме того, и Благовещенский собор Московского Кремля тоже еще стоял в первой половине XVI в. трехглавым. В этом отношении очень характерен собор Покровского монастыря в Суздале, построенный в 1518 г. Сильное смещение тяжелых глав к мощной алтарной части придает асимметричный, несколько напряженный вид зданию и нисходящими по ярусам частями храма. Собор выглядел величественно и строго, убранство его было скупо, ограниченное плоскими лопатками и аркатурно-колончатым поясом.

Вместе с тем, в монументальных постройках первой половины XVI в. заметна и более серьезная модификация ставшего каноническим образца Успенского собора. Она заключается во все более усиливающемся стремлении вверх, более свойственном русской архитектуре, чем спокойная плавность широких форм Успенского собора. Четырехчастное деление северной и южной стен уступает место более узкой трехчастной организации, купола сдвигаются теснее, здания приобретают более устремленное движение вверх. Если в Успенском соборе соотношение ширины и высоты одного стенного деления составляло 2: 5, то в соборе московского Новодевичьего монастыря, построенном в 1524 г., это соотношение выглядело уже как 1: 7.

Развитие вертикализма в русском зодчестве было вообще характерным явлением XVI в. Еще ранее, в XIV столетии, была поставлена в Московском Кремле столпообразная церковь Иоанна Лествичника "иже под колоколы" (то есть с колокольней, что для тех времен было редкостью). Если учесть, что весь город тогда деревянным, то станет ясно, почему такое скопление белокаменных церквей создало чрезвычайно выгодно выделявшийся на самой высокой точке города архитектурный ансамбль. Ближе к мысу, к западу от дворца, была возведена еще одна белокаменная церковь - Спаса-на-Бору. Остатки большинства этих церквей обнаружены археологами в культурном слое Кремля.

В 1505-1508 гг. итальянец Бон Фрязин поставил столп Ивана Великого, разобрав предварительно старую церковь. В середине столетия к столпу была пристроена звонница, в конце века, уже при Борисе Годунове, было сделано теперешнее завершение Ивана Великого. Почти восьмидесятиметровый столп Ивана Великого, его изумительным совершенством пропорций, стал главной вертикалью стольного города, организуя весь его сложный и красивый силуэт. Проявлением того же стремления к созданию столпообразных церквей явились относящиеся к первой половине XVI в. храмы Григория в Хутынском монастыре под Новгородом, церковь - колокольня Болдина монастыря под Дорогубужем и Георгиевская церковь в Коломенском под Москвой, столпообразные храмы - «под звоном» - в Покровском и Спасо-Евфимьевом монастырях в Суздале с шатровыми завершениями. После многовекового господства принятого из Византии типа крестово-купольного храма в России стали воздвигаться каменные шатровые церкви без внутренних столбов, с единым внутренним пространством. Внедрение этой чисто русской формы в церковное строительство было своеобразной, но чрезвычайно важной победой народного начала в зодчестве. Недаром церковники впоследствии, в XVII в., пытались воспрепятствовать распространению шатрового зодчества как противоречащего древним канонам. В одном из летописных отрывков, обнаруженных М.Н.Тихомировым, сказано, что шатровые каменные церкви возводили «на деревянное дело», то есть по образцу деревянных шатровых построек. Русская традиция деревянного зодчества с его специфическими формами шатра и столпа проникла теперь и в каменное строительство, приведя к созданию шедевров архитектурного строительства; конечно, создание каменных шатров не было механическим перенесением конструктивных приемов деревянного зодчества в каменное строительство

Новая полоса в истории русской архитектуры открывается изумительным по красоте и величию храмом Вознесения в селе Коломенском под Москвой, воздвигнутом в 1532 году. В этом сооружении с удивительной силой воплотилось движение вверх. Общая высота здания составляет более 60 метров, почти половину ее занимает восьмигранный шатер, органически сливающийся с четырехугольным зданием храма (так называемый «восьмерик на четверике»). Все здание очень пластично, оно хорошо связано с окружающей природой и кажется огромным монументом, поднявшимся с берегового холма Москвы-реки. Охватывающие здание со всех сторон галереи и ряды кокошников создают постепенный переход от холма к зданию, от здания к шатру - нарастающее движение колоссальной массы вверх. Здание не имеет алтарных аспид, благодаря чему оно подчинено всецело основному движению по вертикали. Сочетание красного и белого цветов в отделке здания придало ему великолепный цветовой эффект.

Вот что писал в XIX в. князю В.Ф. Одоевскому восхищенный величавой музыкальностью русского шатрового храма знаменитый французский композитор Берлиоз:«Ничто меня так не поразило, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Многое я видел, многим я любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, которое оставило свой памятник в этом селе, было для меня чудом из чудес. Я видел Страсбургский собор, который строился веками, я стоял вблизи Миланского собора, но, кроме налепленных украшений, я ничего не нашел. А тут передо мной предстала красота целого. Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и я долго стоял ошеломленный.

Имя гениального зодчего этого храма не дошло до нас. Но уже современники по достоинству его оценили. «Боже церковь та, - говорит летописец, - велми чюдна высотою и красотою и светлостью, такова не бывша прежде сего на Руси». Летописец подчеркивает ее уникальность. Ведь этот хронологически первый каменный шатровый храм означал коренной перелом в русской архитектуре, полный разрыв с византийской традицией крестово-купольного храма .

Сооружение храма в Коломенском выдвинуло русскую архитектуру на самый высокий уровень европейского средневекового зодчества.

Шатровое строительство продолжало развиваться. Возникали все более сложные и замечательные по своей выразительности самобытные архитектурные решения.

Весьма интересным и оригинальным сооружением является построенный в середине XVI в. храм Иоанна Предтечи в селе Дьякове недалеко от Коломенского. Есть предположения, что этот храм был воздвигнут в честь венчания Ивана VI на царство.

Дьяковский храм имеет пять восьмигранных приделов, тесно поставленных вокруг центрального столповидного здания. Центральный столп выполнен в виде многоярусной башни. В дьяковской церкви исходная композиция пятикупольного храма органически сочетается с башенными, столпообразными и шатровыми приемами нового зодчества. Имеет храм и некоторые псковские детали, как, например, звонницу и ее цилиндрические столбы. Богато украшенный дьяконовский храм, торжественный и нарядный, производил иное впечатление, чем находящийся неподалеку храм Вознесения в Коломенском. Дьконовский храм гораздо более статичен и несколько тяжеловат, застыв в своем многообразном и пышном наряде.

Историки искусства отмечают, что богатый опыт сооружения храмов Вознесения и Иоанна Предтечи подготовил возникновение такого шедевра русского и мирового зодчеств, каким явился Покровский обор на Красной площади в Москве, называемый часто по одному из пределов, собором Василия Блаженного. Покровский собор был воздвигнут как памятник очень важной для России победы над Казанским ханством.

Его создателями были русские мастера Барма и Постник Яковлев. В настоящее время существует версия, что это был один человек. Собор строили с 1555 по 1561 гг. Царь и митрополит Макарий поручили построить собор, состоящий из восьми приделов, но мастер иначе решил задачу - он сделал собор девятиглавым, разметив восемь приделов вокруг одной, центральной оси, смещенной в сторону Кремля. Центр собора был увенчан большим шатром, вокруг которого расположились яркие своеобразные купола приделов. Собор как бы объединяет девять небольших церквей, символизируя объединение русских земель и княжеств под властью Москвы. Главная расположена под центральным шатром, четыре церкви стоят по концам креcта, еще четыре меньшего размера, расположены по диагональному кресту. Все девять церквей конструктивно слиты в одно здание, все они расположены на одном каменном помосте и связаны галереей. Первоначально храм был белым, его главы были покрыты побеленным железом. В XVIII в. здание получило теперешнюю пеструю окраску, было изменено и покрытие глав. Покровский собор, воздвигнутый на главной площади города, стал важнейшим элементом его архитектурного облика наряду с Кремлем. В целом, Покровский собор мало походит на традиционное культовое сооружение. Его формы и цветовая гамма скорее напоминают группу деревьев или ярких цветов и плодов, внешний облик храма больше связан с какими-то мотивами русской природы, чем с понятиями и догмами христианского вероучения. Во внешней форме культового строительства, развивался и расцветал в XVI в. могучий талант русских зодчих, воплотивших в своих замечательных произведениях богатство и силу России, красоту ее таланта, славу ее подвигов.

Cередина XVI в. была временем, когда в разных концах страны возводились разнообразные по типу сооружения и когда каменное строительство достигло в целом еще больших масштабов. Особенно следует отметить развитие традиций шатрового строительства, получивших воплощение во многих постройках. «Каменный шатер XVI в. сыграл в древнерусском зодчестве не меньшую роль, чем смелая конструкция Флорентийского собора в архитектуре итальянского Возрождения» . Среди них - известный храм в селе Острове на Москве-реке, сохранившийся с переделками XVII в., и другие.

Известно, что деревянные шатровые храмы издавна существовали на Руси. В плане такой храм представляет квадрат (четверик), на котором на котором возводится основание шатра (восьмерик), в свою очередь увенчанное восьмигранным конусом (шатром). Писцы того времени называли шатровое здание "вверх"; например, "церковь такая-то вверх". Шатрами завершались крепостные башни, церкви, высокие "повалуши" богатых домов, "рундуки" (площадки) наружных лестниц их крылец. Первая треть XVI в. была временем развития этого стиля в каменном зодчестве, в деревянном же, как было сказано выше, он нашел распространение раньше. Шатровый стиль стал ведущим в русской архитектуре XVI - XVII веков. Достаточно сказать, что выстроенные в итальянской манере башни Кремля в XVII в. были украшены шатрами. Изящество шатровых зданий, своеобразная строгость и вместе живописность создаваемого ими ансамбля присущи как раз Московскому Кремлю и строениям Коломенского. Ливонская война задержала развитие каменного строительства. К концу столетия, во время правления Бориса Годунова, начался новый его подъем.

Утонченная и аристократичная архитектура этого периода часто называется "годуновской", так становление этого стиля совпадает с годами правления, а потом и царствования Бориса Годунова. При нем строительство приобрело статус государственной задачи; образованный в 1584 году Каменный приказ стал одним из самых важных государственных учреждений. На рубеже XVI-ХVII вв., помимо итальянцев, увеличилось число английских, немецких, польских мастеров. Через них русские знакомились с европейской наукой и строительной техникой. Традиция русских «столпообразных храмов» была достойно поддержана в Московском Кремле возведением колокольни «Иван Великий» (1505-1508). В 1600 г. повелением Бориса Годунова она надстроена еще на два яруса и достигла 81 м высоты. Верхний барабан был опоясан тремя золочеными лентами фриза с надписью: «Изволением Святые Троицы повелением великого господаря царя и великого князя Бориса Федоровича всея Русии самодержца...» На перекладине креста, венчающего главу, - «Царь славы». С этой надстройкой «Иван Великий» из простой колокольной башни превратился в символ возвышения русского государства, а Соборная площадь Кремля получила законченный вид. Но и этого Годунову было мало. Сравнивая себя с библейским царем Соломоном, царь Борис задумал создать новый грандиозный храм в Кремле, который превзошел бы Успенский собор. Эта идея осталась неосуществленной, но в правление Годунова были реализованы градостроительные проекты: постройка стен и башен Белого города в Москве, Кремля в Смоленске, сооружение Борисова городка близ Можайска, каменных торговых рядов в Москве.

Село Красное на Волге, близ Костромы, было вотчиной бояр Годуновых. В 1592 г. там возведена церковь Богоявления - шатровый храм столпообразного типа, восходящий к знаменитой церкви Вознесения в Коломенском, построенной царем Василием III. В Троицком соборе Ипатьевского монастыря в Костроме (1603-1605, перестройка в 1652), демонстрирующем «годуновский стиль», повторяется карниз, отделяющий закомары от плоскости стены, впервые примененный Алевизом Новым в 1505-1509 гг. в Архангельском соборе Московского Кремля. Собор в Костроме отличают строгая выверенность пропорций, традиционное пятиглавие, кладка «как по линейке», арки с «гирьками» и «дыньками». Постройки в Вязёмах, усадьбе Годуновых близ Москвы, характеризует тот же стиль. В период «годуновского зодчества» происходила канонизация сложившихся к тому времени строительных приемов: воспроизводились традиционные композиции, в которых подчеркивались симметрия, компактность плана, строгое пропорционирование. Использовались заимствованные у итальянцев ордерные элементы, полуциркульные арки, пилястры с коринфскими капителями, классические профили карнизов. Это была канонизация русского стиля на европейский манер. Уменьшилась вариативность построек, их внешнее разнообразие, но появилось единство стиля.

Эти особенности имели не местный, московский, а общерусский характер, поэтому правильней объединять их не понятием «годуновская школа», а определением «годуновский стиль. Одним из самых ярких памятников «годуновского классицизма» был собор Вознесенского монастыря в Московском Кремле, построенный в 1580-х гг. по заказу сестры царя, Ирины Годуновой. Этот замечательный памятник архитектуры варварски уничтожен в 1929 г. Интересно, что сооружения «годуновского классицизма», не порывавшие с традициями древнерусской архитектуры, долгое время воспринимались исключительно как результат чуждого, иностранного влияния.

Из московских храмов годуновского периода можно назвать Малый (Старый) собор Донского монастыря (1591 - 1593), церковь Троицы в Хорошеве (1596 - 1598), церковь Николы Явленного на Арбате (1593; не сохранилась). Выдающимся произведением новой шатровой архитектуры был храм Бориса и Глеба, построенный по желанию Бориса Годунова в 1603 г. в Борисовском городке под Можайском. Огромный шатер этого храма, украшенный изразцами, поднимался на высоту 74 метров. Это здание существовало до конца XIX в.

К концу XVII столетия «годуновский классицизм» сменился «голицынским» и «нарышкинским» стилями. Однако шатровая архитектура с большим неудовольствием воспринималась официальной церковью, видевшей в ней опасный отказ от вековых традиций, от византийских форм.

Церковь толкала зодчих вернуться к формам прошлых столетий - строить храмы византийского типа по образцу московского Успенского собора конца XV в. Но то, что было выдающимся словом в зодчестве в конце XV в., теперь имело совсем иное значение после Дьякова, Коломенского, и Покровского соборов. Кроме того, всякое подражание неизбежно обрекало художников на создание сооружений, лишенных творческого решения.

Консервативные взгляды на задачи зодчества были присущи во второй половине XVI в. и самому Ивану IV, находившемуся под сильным влиянием осифлянской идеологии. По его заказу в 1568-1570 гг. был выстроен громадный собор в Вологде, упрощенно повторивший формы Успенского собора в Москве. Тяжелая массивность оказалась присуща и другому подражанию Успенскому собору - собору Троице-Сергиевой лавры, строительство которого было завершено в 1585 г.

Тем не менее, опыт великолепных построек середины XVI в. оказывал воздействие на сооружение ряда зданий и в условиях второй половины XVI в. Разнообразием форм и объемов, сочетанием шатров, башен, и куполов характерен выстроенный еще в 50-х годах XVI в. государевым мастером Андреем Малым собор Авраамиева монастыря в Ростове. Очень пышным и декоративным был возведенный в конце столетия храм в селе Вяземы; столь же интересен также относящийся к концу века Рождественский собор Пафнутьева Борисовского монастыря. Вообще следует отметить заметное оживление декоративного начала в зодчестве конца XVI в. Стройные формы и изящная отделка были присущи построенному в 1593 г. собору московского Донского монастыря.

К XVI в. сложилась общерусская архитектурная школа, началось блестящее развитие шатрового зодчества, неразрывно связанного с творчеством народных мастеров. Успехи русского зодчества середины XVI в. подготовили условия для возобновления его подъема в конце столетия и последующих новых, важных изменений в зодчестве, происшедших уже в XVII в.

XVII столетие – один из самых сложных и противоречивых периодов в средневековой русской истории. Недаром его называли «бунташным» – оно взрывалось «Медным» и «Соляным» бунтами. Народное недовольство вылилось в восстания под предводительствами Ивана Болотникова и Степана Разина. Это также время больших перемен в русской церкви. Реформы патриарха Никона привели сначала к богословской полемике, а затем к расколу церкви, потрясшему духовную жизнь позднего древнерусского общества.

Вместе с тем в связи с изменениями в хозяйственной сфере, с изданием мануфактур, определенным сближением с Западной Европой происходит решительная ломка традиционного общественного мировоззрения. Тяга к наукам, интерес в литературе к реальным сюжетам, рост светской публицистики, нарушение иконографических канонов в живописи, сближение культового и гражданского зодчества, любовь к декору, к полихромии в архитектуре, да и во всех изобразительных искусствах, –все это говорит о быстром процессе обмирщения культуры XVII в. В борьбе старого и нового, в противоречиях рождается искусство нового времени. XVII веком завершается история древнерусского искусства, и он же открывает путь новой светской культуре.

Активное строительство начинается сразу после изгнания интервентов, с 20-х годов. В архитектуре этого столетия можно проследить три этапа: в первой четверти XVII в. или даже в первые 30 лет в ней еще сильна связь с традициями XVI столетия; середина века – 40–80-е годы – поиски нового стиля, соответствовавшего духу времени, и его расцвет; конец столетия – отход от старых приемов и утверждение новых, свидетельствующих о рождении зодчества так называемого нового времени.

Церковные сооружения начала столетия мало отличаются от храмов XVI в. Так, церковь Покрова в царском селе Рубцове (1619–1625), возведенная в честь освобождения Москвы от поляков, конца «смуты», – бесстолпный, перекрытый сомкнутым сводом храм, по внутреннему и внешнему облику близкий церквям годуновского времени. Здание стоит на подклете, окружено двухъярусной галереей, имеет два придела, от основного объема к небольшой главке идут три яруса кокошников. Продолжается шатровое строительство. Возводится церковь в Медведкове (усадьба кн. Д. Пожарского, 1623, ныне Москва), «Дивная» церковь в Угличе. Шатер вознесся и над Спасской башней Кремля, когда в 1628 г. стали реставрировать его стены и башни, пострадавшие во время интервенции (прочие башни получили шатровое завершение только через 60 лет). В 30-х годах было сооружено крупнейшее светское здание на территории Московского Кремля – Теремной дворец (1635–1636, арх. Бажен Огурцов, Антип Константинов, Трефил Шарутин и Ларион Ушаков; неоднократно потом переделывался). Дворец выстроен на подклете XVI в., имеет верхнее гульбище, «чердак»-теремок и золоченую четырехскатную кровлю. Теремной дворец, созданный для царских детей, всей своей «многообъемностью» жилых и служебных помещений, многоцветностью декора (резной по белому камню «травный» орнамент экстерьера и богатейшая роспись Симона Ушакова внутри) напоминал деревянные хоромы.

В 40-х годах складывается типичный для XVII в. стиль – с живописной, асимметричной группировкой масс. Архитектурные формы усложняются, конструкция здания читается с трудом сквозь покрывающий сплошь всю стену декор, чаще всего полихромный. Постепенно теряет смысл шатровое зодчество, вертикализм его цельного объема, ибо появляются церкви, в которых имеются два, три, иногда пять одинаковых по высоте шатров, как в церкви Рождества Богородицы в Путинках в Москве (1649– 1652): три шатра основного объема, один над приделом и один над колокольней. Кроме того, шатры теперь глухие, чисто декоративные. Отныне в патриарших грамотах на постройку церкви все чаще появляется фраза: «А чтобы верх на той церкви был не шатровый». Однако, как уже говорилось, шатры оставались одной из излюбленных форм и в городах сохранялись в основном на колокольнях, крыльцах, воротах, а в сельских местностях шатровые церкви строились и в XVII, и даже XVIII в. Заметим также, что в построенном в 50–60-х годах патриархом Никоном Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря в Истре под Москвой, повторяющем как будто храм в Иерусалиме, западный объем здания (ротонда) завершается шатром. Распространяется определенный тип храма – бесстолпного, обычно пятиглавого, с декоративными боковыми барабанами (световой лишь центральный), с подчеркнутой асимметрией общей композиции благодаря разномасштабным приделам, трапезной, крыльцам, шатровой колокольне. Примером может служить церковь Троицы в Никитниках (1631–1634, другая дата 1628–1653), построенная богатейшим московским купцом Никитниковым и напоминающая своей прихотливостью форм и декоративной многоцветностью (красный кирпич, белокаменная резьба, зелень черепичных главок, поливные изразцы) хоромное строительство. Богатство архитектурного декора особенно свойственно Ярославлю. Основанный еще в XI в. Ярославом Мудрым, город этот испытал в XVII столетии нечто вроде «золотого века» в искусстве. Пожар 1658 г., уничтоживший в нем около трех десятков церквей, три монастыря и более тысячи домов, вызвал усиленное строительство во второй половине века. Здесь строятся большие пятиглавые храмы, окруженные папертями, гульбищами, приделами и крыльцами, с обязательной шатровой колокольней, иногда шатрами и на приделах (например, церковь Ильи Пророка, поставлена на средства купцов Скрипиных, 1647–1650), всегда прекрасно гармонирующие с ландшафтом (церковь Иоанна Златоуста в Коровниках, 1649– 1654, некоторые добавления внесены в 80-х годах, шатровая колокольня ее 38 м высотой, с многоцветным декоративным убором из поливных изразцов; церковь Иоанна Предтечи в Толчкове, 1671– 1687, пятиглавый основной объем которой дополнен 10 главами двух приделов, все это вместе образует 15-главый эффектнейший силуэт). Церковные иерархи не остаются равнодушны к декоративному богатству тогдашней архитектуры. Митрополит Иона Сысоевич с большим размахом ведет строительство своей резиденции в Ростове Великом на берегу озера Неро (митрополичьи палаты и Домовая церковь), называемой обычно Ростовским кремлем (70 – 80-е годы XVII в.). Нарядность башен, галерей, крылец, ворот не уступает пышности собственно церковных сооружений, и культовая, и гражданская архитектура как бы соперничают в праздничности образа. И как иначе, как не победой светского начала, можно назвать архитектуру Надвратного теремка Крутицкого митрополичьего подворья в Москве (1681–1693, другая дата 1694), весь фасад которого разукрашен многоцветными изразцами?! Его строили О. Старцев и Л. Ковалев.

В последние десятилетия, а точнее даже в 90-х годах XVII в., в русской архитектуре появляется новый стиль, новое направление, которое условно именуется «московским», или «нарышкинским барокко», – видимо, потому, что большинство храмов этого стиля было построено в Москве по заказу знатных бояр Нарышкиных, в основном брата царицы Льва Кирилловича. Центричность и ярусность, симметрия и равновесие масс, известные по отдельности и ранее, сложились в этом стиле в определенную систему – вполне самобытную, но, учитывая примененные ордерные детали, близкую (во внешнем оформлении) стилю европейского барокко. Во всяком случае именно такое название закрепилось за архитектурой этого направления (хотя это и не московское, ибо распространилось за пределами Москвы, и не нарышкинское – это еще более сужено). Некоторые исследователи, например Б. Р. Виппер, считают неправомерным вообще применение термина «барокко», ибо это «не перелом мировоззрения, а перемена вкусов, не возникновение новых принципов, а обогащение приемов». Архитектура «нарышкинского барокко» –лишь «посредница между старыми и новыми художественными идеями», некая «провозвестница романтического начала в новом русском искусстве. Но вместе с тем, совершенно очевидно, что ей не хватало смелости, радикализма, подлинного новаторства», чтобы именоваться стилем, (см. об этом: Виппер Б.Р. Архитектура русского барокко. М., 1978. С. 17–18, 38–39). Типичные образцы «нарышкинского барокко» – церкви в подмосковных усадьбах знати. Это ярусные постройки (восьмерики или восьмерики на четверике, известные издавна) на подклете, с галереями. Последний перед барабаном главы восьмерик используется как колокольня, отсюда название подобного рода церквей «церкви иже под колоколы». Здесь в измененном виде в полной мере давало себя знать русское деревянное зодчество с его ярко выраженной центричностью и пирамидальностью, со спокойным равновесием масс и органической вписанностью в окрестный пейзаж. Наиболее ярким примером «московского барокко» является церковь Покрова в Филях (1693– 1695), усадебный храм Л.К. Нарышкина («легкая кружевная сказка», по словам И.Э. Грабаря), вертикализм изящного, ажурного силуэта которой находит аналогии в шатровых и столпообразных храмах. Белокаменные профилированные колонки на ребрах граней, обрамление окон и дверей подчеркивают это устремление всего архитектурного объема ввысь. Не менее прекрасны церкви в Троице-Лыкове (1698–1704) и в Уборах (1693–1697) –обе творения зодчего Якова Бухвостова. Регулярность построения, применение поэтажного ордера, концентрация декоративных элементов в обрамлении проемов и в карнизах роднит эти сооружения. В церкви Знамения в вотчине Б. Голицына Дубровицы (1690–1704), по плану близкой как будто церкви Покрова в Филях, намечается отход от принципов Древнерусского зодчества и сближение с барочными европейскими постройками.

Для архитектуры XVII столетия характерна ее географическая масштабность: активное строительство ведется в Москве и ее окрестностях, в Ярославле, Твери, во Пскове, в Рязани, Костроме, Вологде, Каргополе и т. д.

Процесс обмирщения русской культуры особенно отчетливо проявляется в это время в гражданском зодчестве. Черты регулярности и симметрии прослеживаются в палатах В. В. Голицына в Москве в Охотном ряду, в доме боярина Троекурова с его великолепной наружной декорацией. Сооружается много общественных зданий: Печатный (1679) и Монетный (1696) дворы, здание Приказов (аптека на Красной площади, 90-е годы). Сретенские ворота Земляного города, используемые как помещение для гарнизона, а при Петре ставшие «навигацкой» и математической школой и более известные как Сухарева башня (1692–1701, арх. Михаил Чоглоков). Так в ярко выраженной национальной архитектуре XVII столетия с ее живописной асимметричностью, полихромией богатого декора, жизнерадостностью и неисчерпаемостью народной фантазии укрепляются черты регулярности, некоторые приемы западноевропейской архитектуры, использование ордерных деталей – элементы, которые получат развитие в последующие века.

Возможно, ни в каком другом виде искусства, как в живописи, не отразились с такой ясностью все противоречия бурного XVII столетия. Именно в живописи процесс обмирщения искусства шел особенно активно.

Рубеж XVI–XVII вв. ознаменован в изобразительном искусстве наличием двух разных художественных направлений. Первое –так называемая годуновская школа, названа так потому, что большинство произведений было исполнено по заказу Бориса Годунова. Художники этого направления стремились следовать монументальным образам Рублева и Дионисия, но, по сути, оно было архаичным и эклектичным. Второе – «строгановская школа», условно названная так потому, что некоторые иконы выполнялись по заказу именитых людей Строгановых. К ней принадлежали не только строгановские сольвычегодские иконники, но и московские, царские и патриаршие мастера. Лучшие из них – Прокопий Чирин, Никита, Назарий, Федор и Истома Савины и пр. Строгановская икона – небольшая по размеру, это не столько моленный образ, сколько драгоценная миниатюра, рассчитанная на ценителя искусства (недаром она уже подписная, не анонимная). Для нее характерно тщательное, очень мелкое письмо, изощренность рисунка, богатство орнаментации, обилие золота и серебра. Типичное произведение «строгановской школы» –икона Прокопия Чирина «Никита-воин» (1593, ГТГ). Его фигура хрупка, лишена мужественности святых воинов домонгольской поры или времени раннемосковского искусства (вспомним «Бориса и Глеба» из ГТГ), поза манерна, ноги и руки нарочито слабы, наряд подчеркнуто изыскан. Необходимо признать несомненно новым у мастеров «строгановской школы» то, что им удавалось передать глубоко лирическое настроение поэтичного, сказочного пейзажа с золотой листвой деревьев и серебристыми, тонко прорисованными реками («Иоанн Предтеча в пустыне» из ГТГ). Созданная скорее для коллекционеров, знатоков, любителей, икона «строгановской школы» осталась в русском иконописании как образец высокого профессионализма, артистичности, изощренности языка, но она свидетельствовала вместе с тем о постепенном умирании монументального моленного образа.

Раскол в церкви XVII в. все более приобретал социальный характер, влиял и на культурную жизнь. Споры раскольников с официальной религией вылились в борьбу двух разных эстетических воззрений. Во главе нового движения, провозглашающего те задачи живописи, которые вели, по сути, к разрыву с древнерусской иконописной традицией, стоял царский изограф, теоретик искусства Симон Ушаков (1626–1686). Он изложил свои взгляды в трактате, посвященном его другу Иосифу Владимирову, «Слово к люботщательному иконного писания» (1667). В традиционное представление об иконописи Ушаков внес свое понимание назначения иконы, выделяя прежде всего ее художественную, эстетическую сторону. Ушакова более всего занимали вопросы взаимоотношения живописи с реальной натурой, мы бы сказали, «отношения искусства к действительности». Для защитников же старой традиции, возглавляемых протопопом Аввакумом, религиозное искусство не имело никакой связи с действительностью. Икона, считали они, – предмет культа, в ней все, даже сама доска, священно, а лики святых не могут быть копией лиц простых смертных.

Прекрасный педагог, умелый организатор, один из главных живописцев Оружейной палаты Симон Ушаков был верен своим теоретическим выводам в собственной практике. Его любимые темы – «Спас Нерукотворный» (ГРМ, ГТГ, ГИМ), «Троица» (ГРМ) – показывают, как художник стремился избавиться от условных канонов иконописного изображения, сложившихся в вековых традициях. Он добивается телесного тона лиц, почти классической правильности черт, объемности построения, подчеркнутой перспективы (прямо используя иногда архитектурные фоны итальянской живописи Возрождения). При композиционной схожести с рублевской «Троицей» «Троица» Ушакова (1671, ГРМ) не имеет уже ничего с ней общего в главном – в ней нет одухотворенности образов Рублева. Ангелы выглядят вполне земными существами, что уже само по себе лишено смысла, стол с чашей – символ таинства жертвы, искупления – превратился в настоящий натюрморт.

В середине XVII в. художественным центром всей страны становится Оружейная палата, во главе которой был поставлен один из образованнейших людей своего времени боярин Б.М. Хитрово. Мастера Оружейной палаты расписывали церкви и палаты, поновляли старую живопись, писали иконы и миниатюры, «знаменщики» (т. е. рисовальщики) создавали рисунки для икон, хоругвей, церковного шитья, ювелирных изделий. Сюда стягивались все выдающиеся художественные силы Руси, здесь работали также и иностранные мастера, отсюда шли заказы на исполнение многочисленных росписей, станковых и монументальных работ в самых разных техниках.

Фресковая живопись XVII в. с большой оговоркой может быть названа монументальной. Расписывали много, но иначе, чем раньше. Изображения измельчены, с большим трудом читаются на расстоянии. Во фресковых циклах XVII столетия отсутствует тектоника. Фрески покрывают стены, столбы, наличники одним сплошным узором, в котором жанровые сценки переплетаются с затейливыми орнаментами. Орнамент покрывает архитектуру, фигуры людей, их костюмы, из орнаментальных ритмов вырастают пейзажные фоны. Декоративизм – одна из отличительных особенностей фресковой росписи XVII столетия. Вторая особенность – праздничность и постоянный интерес к человеку в его повседневной жизни, акцент в сюжетах Священного Писания на красоте природы, труда человека, т. е. жизни во всем ее многообразии. Мы не называем это качество живописи XVII в. бытовизмом, как это часто звучит в работах по искусству XVII в. Не протокольная унылая фиксация мелочей быта, а подлинная стихия праздника, постоянная победа над обыденностью – вот что такое стенописи XVII века. Ярославские фрески артели Гурия Никитина и Силы Савина или Дмитрия Григорьева (Плеханова) – самый яркий тому пример. В XVII в. Ярославль, богатый волжский город, становится, как уже говорилось, одним из интереснейших центров не только бурной общественной, но и художественной жизни. Купцы и богатые посадские люди строят и расписывают церкви. Мастер из Оружейной палаты, уже упоминавшийся Гурий Никитин, в 1679 г. выдвинутый Симоном Ушаковым на звание «жалованного» мастера, с большой артелью расписал в 1681 г. ярославскую церковь Ильи Пророка, Дмитрий Григорьев-Плеханов со своей артелью – церковь Иоанна Предтечи в Толчкове. Темы Священного Писания превращаются в увлекательные новеллы, их религиозное содержание остается, но приобретает иной, острый оттенок, окрашивается в оптимистические цвета народного мироощущения. Гравюры знаменитой Библии Пискатора (Фишера), изданной в Голландии и послужившей образцом для русских мастеров, лежат в основе многих фресок ярославских храмов, но переданы они в сильной переработке, как смысловой, так и стилистической. Общеизвестен пример изображения жатвы в сцене исцеления отрока святым: с нескрываемым восторгом стенописец изображает, как жнецы в ярких рубахах жнут и вяжут в снопы рожь на золотом хлебном поле. Мастер не забывает изобразить даже васильки среди ржи. Как верно заметил один из исследователей (В.А. Плугин), человек в росписях XVII в. редко предстает созерцателем, философом, люди в живописи этого времени очень деятельны, они строят, воюют, торгуют, пашут, ездят в карете и верхом; все сцены достаточно «многолюдны» и «шумны». Это характерно как для московских церквей (церковь Троицы в Никитниках, расписанная еще в 50-е годы), так и для ростовских и особенно для ярославских, оставивших замечательные памятники стенописи XVII столетия.

Светские росписи больше известны нам только по свидетельствам современников, например, роспись Коломенского дворца, сказочная, как и его облик, это и дошедшая до нас роспись Грановитой палаты, исполненная Симоном Ушаковым совместно с дьяком Клементьевым.

Наконец, предвестником искусства будущей эпохи становится портретный жанр. Портрет – парсуна (от искаженного слова «персона», латинское «persona», личность) – родился еще на рубеже XVI– XVII вв. Изображения Ивана IV из Копенгагенского национального музея, царя Федора Иоанновича (ГИМ), князя М.В. Скопина-Шуйского (ГТГ) по способу претворения еще близки к иконе, но в них уже есть определенное портретное сходство. Есть изменения и в языке изображения. При всей наивности формы, линеарности, статичности, локальности есть уже, пусть и робкая, попытка светотеневой моделировки.

В середине XVII в. некоторые парсуны были исполнены иностранными художниками. Предполагают, что кисти голландца Вухтерса принадлежит портрет патриарха Никона с клиром. Парсуны стольника В. Люткина, Л. Нарышкина конца XVII в. уже можно назвать портретами.

В древнерусской графике этой поры много бытовых сцен и портретов. Например, в знаменитом Евангелии царя Федора Алексеевича 1678 г. содержится 1200 миниатюр. Это фигуры рыбаков, крестьян, сельские пейзажи. В рукописном «Титулярнике» («Большая Государственная книга», или «Корень российских государей») мы находим изображения русских и иностранных властителей (1672–1673; ЦГАДА, РЭ, РНБ). Развитие книгопечатания способствует расцвету гравюры, сначала на дереве, а затем на металле. Сам Симон Ушаков участвовал в гравировании «Повести о Варлааме и Иоасафе» вместе с гравером Оружейной палаты А. Трухменским.

Стремление передать реальную земную красоту и вместе с тем сказочная фантастика характерны для всех видов художественного творчества XVII столетия. В Теремном дворце стены, своды, пол, изразцовые печи, посуда, ткани, костюмы людей – все покрывал густой травный орнамент. Резным орнаментом были украшены фасады, наличники окон, крыльца деревянного Коломенского дворца. Такой же обильной резьбой (причем все более горельефной) с позолотой украшались иконостасы и царские врата в храмах. Любовь к орнаментальному узорочью сказывалась и в каменной резьбе. Позолота резьбы, полихромия изразцов, красный цвет кирпича создавали празднично-декоративный архитектурный образ. Совершенства достигает искусство поливных изразцов, архитектурно-декоративной керамики. Различные по форме, цвету и рисунку изразцы то узорным ковром сплошь покрывали стены, как в упоминавшемся уже Крутицком теремке, то играли роль вставок или украшали окна по периметру, как в ярославских церквях Иоанна Златоуста или Николы Мокрого. Изготовление изразца напоминало народную деревянную резьбу пряничных досок, издавна знакомую русским людям, а его цветовое решение – вышивку, набойку, лубок.

Все более заявляет о себе в XVII столетии и круглая скульптура, почти совсем незнакомая предыдущим эпохам. Стремление к подчеркнутой пластичности, объемности сказалось и на изделиях из металла: чеканных золотых и серебряных ризах икон, на разнообразных формах утвари, как церковной, так и светской. Любовь к многоцветному узорочью вызвала новый расцвет искусства эмалей, в котором особенно прославились сольвычегодские и устюжские мастера. В сольвычегодских мастерских «именитых людей Строгановых» развивается «усольское финифтяное дело»: усольскую эмаль отличает роспись растительного орнамента по светлому фону. В поволжских городах было развито искусство набойки: с резных деревянных досок печатается на холстах красочный узор.

В рисунке, украшающем шитье, очевиден уход от живописи к ювелирному искусству: основной акцент сделан на блеске золота и серебра, сверкании драгоценных камней и жемчуга. Златошвейное дело достигает особой тонкости и совершенства в строгановской школе шитья в середине века. Декоративным шитьем славились златошвеи «Царицыной мастерской палаты». Но и в прикладных искусствах, где каноны держались долее всего, проявляется интерес к жизни; здесь, как и в живописи, явно тяготение к повышенной декоративности, пышной орнаментации. Все свидетельствует о победе новых художественных вкусов, нового мировоззрения, о надвигающемся переломе на рубеже двух веков.

Великое древнерусское искусство формировалось в самой тесной связи с религией. Христианское православное мировоззрение породило особые формы храмов и монастырских построек, выработало определенную систему и технику монументальной росписи и иконописи. Средневековое мышление породило определенные каноны в искусстве, вот почему в Древней Руси огромную роль играли образцы как в архитектуре, так и в живописи.

Древнерусское искусство, естественно, развивалось и менялось в течение более чем 800 лет существования, но его формы и традиции не умерли и не исчезли бесследно с приходом нового времени, им предстояла еще долгая жизнь, хотя и в модифицированном виде, в искусстве последующих столетий.

В русской культуре XVII века сталкиваются две исключающие друг друга тенденции. С одной стороны, в эту эпоху сказывается стремление вырваться из-под гнета устаревших традиций, проявившееся в жажде знаний, в поисках новых нравственных норм, новых сюжетов и новых светских жанров в литературе и искусстве. С другой стороны, предпринимаются упорные попытки превратить традицию в обязательную догму, сохранить старое, освященное преданием, во всей его неприкосновенности.

Противоречия культурного развития XVII века усугублялись церковным расколом, который вскоре потерял характер внутрицерковной борьбы и превратился в широкое социальное движение.

Споры раскольников с официальной церковью в области искусства вылились в форму борьбы двух эстетических воззрений. Сторонники нового, во главе которых стояли царский «жалованный» иконописец Симон Ушаков и друг его Иосиф Владимиров, пытались перейти в оценке иконописи к эстетическим критериям, стремились к тому, чтобы икона в первую очередь была красивой, подменяя понятие божественного понятием прекрасного. Они выдвигали к тому же новый для древнерусского искусства критерий схожести. Утверждая, что художник - это тот, кто «набрасывает в образах и лицах» то, «что он видит и слышит», они, по существу, пусть неосознанно, ставили под вопрос дальнейшее существование традиционного религиозного искусства.

Защитники традиции, напротив, всячески отстаивали свое отношение к иконе, как к предмету культа, в котором каждая черта и даже самая иконная доска священны. Изменение чего бы то ни было рассматривалось ими поэтому как святотатство. Религиозное искусство, по их представлениям, не имело никакой связи с действительностью. Отсюда делался вывод, что лица святых не могут быть похожими на лица обыкновенных людей. Возглавлял это движение сторонников «темновидных» ликов протопоп Аввакум.

Борьба двух творческих методов, двух направлений в живописи была развита в литературной полемике, в результате которой взгляды враждующих сторон приобретали ясную целенаправленность и отчетливость.

Обострение социальных противоречий вызывало все более заметную классовую дифференциацию искусства, и в частности живописи. Определяющую роль начинает играть искусство придворное, росписи дворцовых палат, портреты, изображения родословного древа русских царей и т. д. Главная идея его - прославление царской власти. Не менее значительно было близкое ему по художественным принципам искусство церковное, проповедовавшее величие церковной иерархии.

Прогрессивное и самое яркое направление в живописи той поры связано с посадским населением и развивалось особенно интенсивно в крупных торговых городах, таких, как Ярославль. Положительное воздействие на искусство XVII века оказало народное творчество.

Крестьянская война, нашествие поляков, борьба за освобождение русской земли - все эти события глубоко запечатлелись в памяти народа; однако в изобразительном искусстве XVII столетия они получили лишь косвенное отражение.

Живопись первой половины XVII века в значительной степени освободилась от сложной символики, характерной для XVI века, композиции стали проще и жизненнее; в них развивается повествовательность. Однако иконы и миниатюры этого времени в целом не выходят за пределы старой традиции. Особенно заметно это в иконостасе церкви Чудова монастыря в Московском Кремле (1626) и иконе «Собор Иоанна Крестителя» (1629), а также в житийной иконе «Троица» (ГТГ).

Среди фресковых циклов первой половины XVII столетия выделяется роспись Успенского собора Княгинина монастыря во Владимире, выполненная в 1647- 1648 годах мастером Матвеевым. В ней обнаруживается сходство со строгановскими иконами начала XVII века. Особенно интересны фигуры отдельных святых, святителей и князей, среди которых представлены владимиро-суздальские князья. В росписи Княгинина монастыря складывается новая колористическая гамма, построенная на сочетании светлых, ярких и радостных тонов-зеленого, голубого, желтого и розового. В конце века это сочетание становится преобладающим в ярославских и ростовских фресках.

Интерес представляет также роспись Успенского собора Московского Кремля (1642-1643), в которой еще строго соблюдена традиционная система расположения фресок. Живопись сильно повреждена многократными поновлениями, поэтому о характере ее можно судить лишь по некоторым фигурам. В них уже чувствуется та нарядность и даже щеголеватость, которая станет отличительной чертой фресок второй половины XVII века.

Совсем иной характер имеет выполненная в 1652-1666 годах роспись Архангельского собора (ил. 107), служившего усыпальницей московских князей. Назначение храма определило и несколько необычный сюжетный состав фресок. Большое место занимают в них деяния архангела Михаила, считавшегося покровителем русских князей. Над гробницами князей помещены их «портреты». Праздничность и яркая красочность фресок усиливают светское впечатление от всей росписи, задуманной как своеобразное выражение триумфа светской власти.

В середине XVII века, когда вновь укрепившемуся Русскому государству удалось преодолеть последствия польско-шведской интервенции, художественным центром не только Москвы, но и всей страны становится Оружейная палата. Во главе нее был поставлен один из наиболее образованных людей того времени боярин Б. М. Хитрово. Здесь сосредоточились лучшие художественные силы. Мастерам Оружейной палаты поручали подновлять и расписывать заново дворцовые палаты и церкви, писать иконы и миниатюры. При Оружейной палате состоял целый цех «знаменщиков», то есть рисовальщиков, которые создавали рисунки для икон, церковных хоругвий, полковых знамен, шитья, ювелирных изделий (об Оружейной палате как центре декоративно-прикладного искусства см. третью главу пятого раздела).

Кроме того, Оружейная палата служила чем-то вроде высшей художественной школы. Сюда приходили художники для усовершенствования своего мастерства. Все живописные работы возглавлял царский изограф Симон Ушаков. Кроме Ушакова, наиболее значительными из иконописцев Оружейной палаты были Кондратьев, Безмин, Яков Казанец, Иосиф Владимиров, Зиновьев, Никита Павловец, Филатов, Федор Зубов, Уланов.

Кроме русских мастеров, работали здесь и приезжие иностранцы, во многом обогащавшие творческий опыт русских художников новой техникой, новыми живописными приемами. Здесь впервые русские мастера овладели техникой масляной живописи, живописи по тафте и другими живописными техниками. Здесь же впервые сначала приглашенные иностранцы, а потом и русские мастера начали писать портреты царя, патриарха, приближенных к царю бояр. Иностранные живописцы за многие годы жизни в России настолько сжились с русской культурой, что творчество их трудно отделить от истории русского искусства XVII века. Оружейная палата сыграла большую роль в развитии русской живописи и графики второй половины XVII века, хотя созданные ее мастерами произведения порою не равны по художественному достоинству и не всегда могут быть признаны удачными.

Широкое применение нашел в Оружейной палате метод совместной работы. Так, композицию во многих иконах сочинял один художник, «знаменовавший», то есть рисовавший иконы; лики, или «личное» - наиболее ответственную ее часть, писал другой; «долинное», то есть одежды и фон - третий; траву и деревья - четвертый. При этом случалось, что в одной работе объединялись мастера различных художественных взглядов и вкусов. Зачастую это приводило к неорганичным, эклектичным решениям.

Одной из центральных фигур в русском искусстве XVII века был, несомненно, Симон Ушаков (1626-1686). Значение этого мастера не ограничивается созданными им многочисленными произведениями, в которых он стремился преодолеть художественную догму и добиться правдивого изображения - «как в жизни бывает». Свидетельством передовых взглядов Ушакова является написанное им, очевидно, в 60-х годах, «Слово к любителю иконного писания». В этом трактате Ушаков высоко ставит назначение художника, способного создавать образы «всех умных тварей и вещей… с различным совершенством создавать эти образы и посредством различных художеств делать замысленное легко видимым». Выше всех «существующих на земле художеств» Ушаков считает живопись, которая «потому все прочие виды превосходит, что деликатнее и живее изображает представляемый предмет, яснее передавая все его качества…». Ушаков уподобляет живопись зеркалу, отражающему жизнь и все предметы.

«Слово к любителю иконного писания» было посвящено Ушаковым Иосифу Владимирову, московскому живописцу, уроженцу Ярославля, пользовавшемуся в 40-х - 60-х годах значительной известностью. Иосиф Владимиров - автор более раннего трактата об инонописанни, в котором он, хотя и не столь определенно, как Ушаков, также заявлял себя сторонником новшеств и требовал большей жизненности в искусстве.

Ушаков был педагогом и, видимо, умелым организатором, более тридцати лет стоявшим во главе всего русского изобразительного искусства.

Занимаясь воспитанием учеников и всячески стремясь передать им свои знания, он задумал даже издание подробного анатомического атласа. «Имея от господа бога талант иконописательства… не хотел я его скрыть в землю… но попытался… выполнить искусным иконописательством ту азбуку искусства, которая заключает в себе все члены человеческого тела, которые в различных случаях требуются в нашем художестве, и решил их вырезать на медных досках…» - писал о своем замысле Ушаков (атлас, по-видимому, издан не был).

Примером ранних работ Ушакова может служить икона «Благовещение с акафистом» 1659 года (ГИМ, ил. 114), написанная им вместе с двумя другими иконописцами - Яковом Казанцем и Гавриилом Кондратьевым. Великолепием архитектурных фонов и миниатюрной тонкостью письма икона во многом напоминает работы строгановских мастеров начала XVII века.

С первых лет самостоятельного творчества определился интерес Ушакова к изображению человеческого лица. Излюбленной темой его становится Спас Нерукотворный. Изображений Спаса работы Ушакова сохранилось довольно много в собрании Третьяковской галереи, в иконостасе Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры в Загорске, в Историческом музее и т. д. Самая ранняя из этих икон относится к 1657 году и хранится в московской церкви Троицы в Никитниках. Настойчиво повторяя эту тему, художник стремился избавиться от условных канонов иконописного изображения и добиться телесного цвета лица, сдержанной, но отчетливо выраженной объемности построения и почти классической правильности черт. Правда, иконам Спаса работы Ушакова недостает одухотворенности русских икон XIV-XV веков, но это в известной мере искупается стремлением художника воссоздать на иконе возможно правдоподобнее живое человеческое лицо.

Ушаковым была написана икона Владимирской Богоматери, носящая название «Насаждение древа государства Российского» (1668, ГТГ, ил. 109). Икону эту следовало бы считать картиной триумфа русской государственности. В нижней части ее изображены - стена Московского Кремля, за ней - Успенский собор, главная святыня Русского государства. У подножия собора князь Иван Калита - собиратель русских земель и митрополит Петр, первый перенесший митрополичью кафедру из Владимира в Москву, сажают древо Русского государства. На ветвях его размещены медальоны с портретами всех наиболее значительных политических деятелей Древней Руси. В центральном, самом большом медальоне представлена икона Владимирской Богоматери, почитавшейся покровительницей Москвы. Внизу, на кремлевской стене, стоят царь Алексей Михайлович и царица Мария Ильинична с царевичами Алексеем и Федором. Портреты царя и царицы Ушаков постарался сделать возможно более похожими.

Сохранились сведения о ряде портретов, написанных Ушаковым. Некоторые из них были исполнены в новой для древнерусского искусства технике масляной живописи. К сожалению, до сих пор ни одного из этих портретов обнаружить не удалось. Ушакову, несомненно, были знакомы некоторые основы перспективы. Об этом свидетельствуют не только изображение Кремля в иконе «Насаждение древа», но и подробно и тщательно разработанные архитектурные фоны некоторых гравюр, исполненных на меди по его рисункам гравером Афа- Трухменским («Давид», «Варлаам и Иоасаф»).

Для характеристики чрезвычайно разносто¬ личности Ушакова следует указать, что он не только был теоретиком, живописцем, рисовальщиком-«знаменщиком», автором многих рисунков для гравюр, воспроизводившихся русскими граверами второй половины XVII века, но, по-видимому, и сам гравировал: ему приписываются награвированные в 60-х годах на меди сухой иглой листы: «Отечество» («Троица») и «Семь смертных грехов».

Во второй половине века портрет начинает завоевывать в русском искусстве все более прочное место. От начала XVII века сохранилось несколько портретов, среди которых наибольший интерес представляют выполненные еще в иконописной манере изображения Ивана IV (Копенгаген, Датский национальный музей), царя Федора Иоанновича (ГИМ, ил. 108), князя М. В. Скопинa-Шуйского (ГТГ). Сквозь иконописную схему в них уже проглядывают некоторые индивидуальные черты. Скопин-Шуйский с несколько одутловатым лицом не похож на худого и слабого Федора с его огромными грустными глазами.

К середине века относится целый ряд портретов, написанных иностранными художниками, жившими в России. Среди них особенного внимания заслуживает портрет патриарха Никона, автором которого большинство исследователей считает голландского живописца Вухтерса. Однако более важны для истории русского искусства портреты, написанные русскими мастерами. В них художники стремились создать торжественные монументальные образы. Примером может служить портрет царя Федора Алексеевича (ГИМ); в исполнении его принимал участие известный мастер Оружейной палаты Иван Безмин. Близки этому портрету изображения царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича на фресках собора Ново-Спасского монастыря (ГИМ). Значительный интерес представляют портреты русских царей в так называемом «Титулярнике» (1672-1673, 1678, ЦГАДА, ГЭ, ГПБ). Правда, большинство из них сделано по воображению. В этих портретах, или парсунах (изображения персон) образ человека имеет еще очень условный характер. Преобладает плоскостная, нередко декоративная трактовка; в частности особенное внимание уделяется передаче орнамента на тканях. Светотень, видно, давалась художникам еще с трудом. Ряд портретов конца XVII века (портреты стольника В. Люткина, Л. Нарышкина и другие) намечает непосредственный переход к портретному искусству XVIII столетия.

В развитии монументальной живописи видное место занимают росписи церкви Троицы в Никитниках (1652-1653). Темы росписи - евангельская история, деяния апостолов, притчи. В церкви в Никитниках впервые использованы в качестве образца гравюры незадолго до того изданной в Голландии так называемой Библии Пискатора, позднее часто привлекавшиеся при написании икон и фресок. Однако они подвергнуты настолько значитель¬ной переработке, что речь может идти только об использовании иконографических схем. Созданные по инициативе богатой купеческой семьи, фрески в Никитниках и по характеру жанровых мотивов и по колористическому строю во многом предвосхищают фресковые циклы ярославских храмов конца XVII века.

Светские росписи второй половины XVII века известны только по свидетельствам современников. В росписи Грановитой палаты, выполненной Ушаковым совместно с дьяком Клементьевым, были изображены события русской истории, в которых отчетливо проводилась идея прославления царской власти. Судя по описаниям, особенно интересна была роспись Коломенского дворца, в которой в ярких красочных образах отражалась система космографических представлений, характерных для XVII века.

В начале XVII века, когда Москва тяжело переживала «смутное время», Ярославль, до того стоявший в стороне от основной арены исторических событий, стал центром бурной общественной жизни. Не теряет он своего значения и в середине века. Расположенный на Волге, на пересечении торговых дорог, этот город превращается в крупный торговый центр с многочисленным ремесленным населением и богатым купечеством. На средства этих купцов и прихожан из посадских людей строятся храмы, великолепно украшенные фресками. Вкусы заказчиков, их мирские интересы, значительная широта кругозора сказались и на сюжетном составе росписей и на их трактовке. Поэтому, хотя в большинстве случаев храмы расписывали известные московские мастера, фрески Ярославля неповторимо своеобразны; подобных им не найти в искусстве Москвы.

Из ярославских циклов первой половины XVII века следует назвать роспись церкви Николы Надеина (1640). В небольших фресках, похожих на клейма иконы, просто и даже несколько примитивно рассказаны события из жизни Николы. Многие композиции обильно украшены орнаментом.

Расцвета монументальная живопись Ярославля достигла во второй половине XVII столетия.

113. Гурий Никитин с артелью. Исцеление отрока. Фрагмент росписи церкви Ильи Пророка в
Ярославле. 1681

Самая значительная из всех ярославских роспись храма Ильи Пророка (ил. 111, 113) была исполнена в 1681 году группой мастеров под руководством Гурия Никитина. Наиболее интересны в ней фрески, расположенные по стенам, посвященные истории Ильи и ученика его Елисея. Тема священного писания в них зачастую претворяется в увлекательный рассказ, в котором светские моменты преобладают над религиозным содержанием.

Так, в одной из фресок представлено чудесное исцеление святым отрока, но сцена чуда отодвинута к самому краю композиции. Главное место здесь занимает жатва. Изображено желтое хлебное поле, на котором жнецы в ярких рубахах сильными, размашистыми движениями жнут и вяжут в снопы рожь. Вдали на горизонте, на фоне синего неба, вырисовываются темно-зеленые силуэты деревьев, одиноко стоящих среди ржи. Побочный бытовой эпизод, который в соответствующей гравюре Библии Пискатора представлял небольшую сцену в глубине композиции, превратился у русского художника в главную тему фрески.

Гравюры Библии Пискатора лежат в основе многих фресок ярославских храмов. Видимо, они привлекали светским характером, но каждый раз подвергались сильной переработке, изменявшей не только смысл изображенного, но и сами художественные приемы. Перспективные построения гравюр русские художники развертывали на плоскости, придавая фреске сходство с пестрым декоративным ковром с равномерно разбросанными яркими пятнами.

В росписи галерей и паперти церкви Ильи Пророка множество фантастических, сказочных мотивов. Здесь развиты темы ветхозаветные и эсхатологические, в изображении которых мастера, менее связанные священным назначением храма, обнаруживают неистощимую находчивость. Особенно занимательно рассказана церковная история сотворения мира и первых людей.

Через всю роспись основной темой проходит увлекательный рассказ о мире светлом и красивом, в котором живут и действуют не столько аскетически настроенные святые, сколько обычные смертные люди. Это сказалось и в пристрастии художника к изображению красивого человека, окруженного столь же красивым пейзажем и архитектурой, и в том, что в этих фресках с необычной для древнерусского искусства смелостью дано изображение нагого тела («Блудница на Звере», «Жена Пентефрия», «Купающийся Нееман», «Непорочная Сусанна», «Вирсавия» и другие).

Фрески покрывают стены храма сплошным многоцветным ковром. В стремлении к декоративности художники зачастую сплетают контуры фигур в один замысловатый узор; увлеченные орнаментом, они не только включают его в сюжетную композицию, но и создают целые орнаментальные панно.

Несколько позднее Ильинской, в 1694-1695 годах, была расписана церковь Иоанна Предтечи в Толчкове. Выполняла роспись группа мастеров в шестнадцать человек под руководством Дмитрия Григорьевича Плеханова. Фрески этой церкви также являются выдающимся памятником монументальной живописи Ярославля, однако, исполненные по заказу прихожан, они несколько строже ильинских и по выбору сюжетов и по характеру их трактовки. Главное место отведено композиции на тему «Премудрость созда себе храм». На стенах фрески расположены в семь рядов. Три верхних посвящены притчам о святой премудрости, в среднем, основном цикле рассказано житие Иоанна Предтечи. Во фресках галерей и паперти многие изображения повторяют уже найденные ильинскими мастерами композиции.

Кроме этих циклов, в Ярославле в конце XVII веке был создан еще ряд росписей. К 1691 году относятся фрески церкви Николы Мокрого. Наиболее интересны в них апокалиптические сцены. Гораздо ниже по художественным достоинствам росписи церкви Богоявления, относящиеся к 1696-1700 годам. Роспись Федоровской церкви конца XVII века во многом близка ильинским фрескам.

Ярославская иконопись, так же как монументальная живопись, отличалась значительным своеобразием. Сохранилось множество превосходных ярославских икон конца столетия, и среди них такие, как житийная икона Ильи (ГТГ), икона «Благовещение» в церкви Ильи Пророка, «Вознесение» в церкви Иоанна Предтечи в Толчкове. В житийной иконе Иоанна Предтечи (ГТГ, ил. 89) огромная фигура святого располагается в центре, на фоне пейзажа, где, отделенные друг от друга горками, тропинками и речками, изображены сцены из его жития. Большой интерес представляют в них архитектурные мотивы полуфантастического характера. В жанровых сценках проявилось много наблюдательности.

Одновременно с ярославскими возникает ряд значительных фресковых циклов в других городах Средней России. Цикл росписей в Воскресенском соборе в Романове-Борисоглебске (ныне город Тутаев) относится к 1680 году; 1685 годом датируются фрески собора Ипатьевского монастыря в Костроме. В 1686-1688 годах создается роспись Софийского собора в Вологде. При отдельных удачах эти у фрески в целом значительно уступают ярославским.

С ярославскими фресками могут выдержать сравнение только росписи храмов Ростова, ставшего в конце XVII века крупным художественным центром. Все три церкви Ростовского кремля - Спаса на Сенях, Воскресения и Иоанна Богослова - были расписаны по повелению ростовского митрополита Ионы Сысоевича в 1675-1680 годах.

Несколько архаичнее остальных роспись храма Иоанна Богослова. Фрески паперти, посвященные житию апостола Петра, выдержаны в старых иконописных традициях. Особенно хороши росписи алтаря, тонко подобранные красочные сочетания кото-рых образуют замечательное декоративное целое.

Паперть церкви Воскресения (ил. 112) украшена сценами из Апокалипсиса. Внутри церкви изображены главным образом евангельские сюжеты, среди них выделяется патетикой сцена воскресения.

Роспись церкви Спаса на Сенях имеет величественный, торжественно-зрелищный характер - особенно огромная композиция «Страшный суд» и сцены «Страстей».

Ростовские фрески исполнены с подлинным композиционным мастерством и тонким чувством колорита.

При всей противоречивости развития изобразительного искусства XVII века основным в нем было зарождение нового художественного мировоззрения. Формируется представление о том, что задачей живописи является отражение реальной действительности. Благодаря этому небывало расширяется круг сюжетов, в религиозные композиции наряду с бытовыми сценами включается пейзаж, развиваются архитектурные мотивы, делаются попытки передать индивидуальные черты человека, появляются изображения нагого тела.

Несомненной заслугой мастеров XVII века явилось то, что они впервые в России попытались заговорить языком искусства о простом, земном человеке; историческая ограниченность их проявилась в том, что разрозненные реалистические наблюдения еще не составили в целом нового творческого метода, не выражали нового подхода художника к явлениям действительности. Это стало исторической задачей искусства последующего времени.